Пишущие люди редакторов редко когда любили и ценили. Редакторы же платили им взаимностью, загораживаясь не вполне интеллигентной фразой: «Рукописи не рецензируются и не возвращаются». Авторы, посылая тексты в редакцию, продолжительное время находились в полнейшем неведении о судьбе своего детища, не смея позвонить редактору. О том, какие чувства испытывал автор к редактору в ожидании его звонка, весьма красноречиво написал Михаил Веллер: «Я думал, как я его убью. Как налью бензина в бутылку, всуну паклевую затычку и с огоньком швырну в его квартиру. Как прикую себя цепью к батарее в издательстве и вышвырну в окно ключ от замка. И даже как сожгу себя под окнами издательства».

Для некомпетентных критиков писатель составил следующую формулу, переиначив известную шутку: «Критика - это когда он, критик, учит его, писателя, как бы он, критик, написал то, что написал он, писатель, если бы он, критик, умел писать».

«Редактированию не подлежит!»

Редакторы и критики так досадили Веллеру на той стадии, когда он был еще молодым, но вполне состоявшимся писателем, причем с филологическим образованием, что, став достаточно известным писателем, он на своих рукописях стал ставить штамп с жестким предписанием: «Редактированию не подлежит!»

Думаю, что писатель в своей категоричности переусердствовал, уповая на «авторскую редакцию». Мне нравится Михаил Веллер, но встречающиеся у него не так редко ляпы исторического плана прямо-таки удивляют, и грамотный редактор вполне бы их устранил…

Но еще до Веллера Михаил Булгаков в своем романе «Мастер и Маргарита» жестоко расправился с героем романа Михаилом Александровичем Берлиозом, редактором толстого художественного журнала и председателем правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой Массолит. Ненависть автора к редакторам сублимировалась в том, что пройдохе и пустослову Берлиозу в романе отрезали-таки голову колесами трамвая.

Редактирование на сайтах

Возможность у авторов публиковать на литературных сайтах все что угодно, кроме запрещенного существующими законами, открывает шлюзы для такого потока «недоношенных», а то и ущербных публикаций, что иных редакторов оторопь берет. Процесс редактирования, если его пытаться всерьез реализовать, превращается поистине в сизифов труд. Надежда у многих авторов, особенно начинающих, – на читателей сайта, имеющих право комментировать их тексты. Большая удача, если при этом повезет, как говорится, на оппонента. Это когда отзыв конструктивен, а не сопровождается зряшным отрицанием фабулы текста, а то и нападками на автора. Подобные нападки, граничащие с хамством, особенно характерны для людей прямо-таки невежественных, берущих на себя смелость судить о том, что «хотел сказать» автор и не сказал так, как ему, критику, кажется. Сбивчивые доводы и аргументы у «критиков», едва владеющих умением связно и грамотно формулировать собственные мысли, выглядят при этом довольно занятно. Истоки хамства на сайтах лежат в безнаказанности анонимов, пытающихся «опустить» окружающих до своего незавидного интеллектуального уровня.

Выход для редакторов сайтов состоит, на мой взгляд, не в повальном (он прямо-таки им не под силу), а в выборочном редактировании тех текстов, в которых ими замечена «божья искра». Торопливость авторов, вывешивающих на сайтах явно сырые произведения, наказывается, как правило, безразличием читателей. Читатель не так уж всеяден: авторов, склонных подкидывать ему «фуфло», он в следующий раз будет обходить стороной.

Ждать и догонять

Не секрет, что издательства предпочитают публиковать эксклюзивные тексты, ранее нигде не публиковавшиеся. Знакомые с этим условием авторы не рассылают свои опусы одновременно в разные газеты и журналы. Однако они редко в ответ на свое послание получают своевременный ответ, если получают его вообще. В век компьютерных технологий формула «рукописи не возвращаются» перестала быть актуальной. Но вполне уместно было бы как-то информировать автора о судьбе текста, для начала сообщив ему по меньшей мере о получении его редакцией. Но тексты, как правило, месяцами лежат в редакциях, и порядочный автор, пребывая в неведении, долго не решается обратиться в другое издательство. Прождав бесполезно много времени в ожидании вердикта, автор вынужден наверстывать упущенное время, вновь начиная его отсчет от начала контактов с очередным редактором. Самиздат, конечно, в этом смысле являет собой приятное исключение с учетом, однако, отмеченных выше неминуемых издержек для нервной системы, обусловленных насыщенностью сайтов хамами, которые писать-то толком не умеют, но табуированной лексикой владеют свободно.

А как в науке?

Взаимоотношения авторов с редакторами в научно-технической литературе отличаются прежде всего интенсивной обратной связью, завершающейся утверждением автором окончательной верстки его статьи перед направлением в печать. Такое трудно себе представить в газетных публикациях, хотя мне не раз приходилось получать «причесанную» редактором мою статью, направленную затем в печать.

В науке принято текстам «отлежаться» до их направления в журнал. С тщательно подготовленной статьей легко работать редактору, который в пределах необходимого деликатно правит авторский оригинал. Однако часто имеют место написанные в спешке статьи, направленные в редакцию из-под пера. Их авторы уподобляются курам, которые громко кудахчут, как только снесут яйцо…

Особую категорию авторов составляют люди недобросовестные, подсовывающие в редакцию сомнительные данные. Они подводят редактора, а затем пытаются на него свалить свою вину. Мне как-то пришлось быть рецензентом монографии одного из моих коллег. Замечаний к нему у меня было много, но он от них отмахивался со словами «у каждого свой стиль». «Стиль» у него был такой, что редактор его книги предпочел с ним не спорить. Когда же книга вышла и ее стали критиковать читатели, с трудом продиравшиеся сквозь тяжело написанный текст, то он объяснял это тем, что это я так ее «отредактировал», хотя я был вовсе не редактором, а рецензентом.

В науке взаимное понимание автора и редактора является непременным условием их совместной работы над текстом. Их сотрудничество успешно уже потому, что при этом ведущая роль по умолчанию принадлежит автору. От редактора, чаще всего филолога по профессии, все-таки требуется известное напряжение в части понимания смысла редактируемой им статьи, а также компетентность не только в области лингвистики и грамматики. Опыт показывает, что обретение этих качеств – дело наживное, они приходят со временем. Но все же из «технаря» грамотный научный редактор получается гораздо быстрее.

Полемика

или обсуждение?

Под полемикой понимают словесное состязание, равносильное войне. Бывают ситуации, в которых настойчивость оппонентов не приводит к взаимным симпатиям. В споре, сопровождающем полемику, редко рождается истина, но полемика может стать «повивальной бабкой» в ее рождении. Последует ли за полемикой доброжелательное и конструктивное обсуждение – вопрос непростой, и зависит он главным образом от честности полемистов и их подлинного стремления к постижению истины, а не к обоснованию «своей правды».

В качестве полемистов вполне могут выступать автор и редактор, и во многом от обоих зависит, что в итоге возьмет верх – взаимопонимание и сотрудничество или отчужденность и враждебность.

В нашей родне, никогда не испытывавшей недостатка в чувстве юмора, принято было многим давать какие-нибудь клички. Моя мама шутливое прозвище «Алтычка» получила в ее еще не вполне преклонном возрасте после того, как, вглядываясь как-то в свое изображение в зеркале, выпалила со вздохом: «Шэн ан алтычкы!..» («Вот, уже и старушка!»). Она на нас за это прозвище не обижалась. Но сейчас я понимаю, насколько все мы поступали бестактно, называя ее так, - и я, и моя дочь, и моя жена. Больше всего это прозвище выручало мою жену, поторопившуюся вскоре после свадьбы назвать свекровь мамой. Узнав ее ближе, жена в полной мере прониклась к моей матери уважением и любовью и не давилась больше этим словом. Особенно, когда ее родная, кстати, русская, мать поставила нам прямо-таки кабальные условия ухода за нашей еще крошечной дочкой, ее внучкой, и мы вынуждены были на длительное время отправить ее из Москвы к другой бабушке - в Киев.

В зеркало же мама, когда еще она не была Алтычкой, смотреться любила часто. Это у нее пошло еще с молодости, когда, обнаружив в ней театральный талант, ее взяли в Народный театр города Василькова, что под Киевом, где ставились еврейские и украинские спектакли, в основном, музыкальные. Музыке мама нигде не училась, но обладала музыкальным слухом и отличным голосом. Она рано - в 16 лет - вышла замуж. Муж не препятствовал ее увлечению театром. Однако, когда в один прекрасный день в Васильков в поисках талантов приехала из Москвы делегация, которая настойчиво предлагала ехать маме в столицу учиться на профессиональную актрису, мой отец категорично воспротивился. Может быть, поэтому он по окончании учебы поехал работать в город Обухов, где не было театра. Но были там детские ясли и курсы, на которых мама получила совсем другую профессию - «детская воспитательница». Умудрялась она еще управляться с большим домашним хозяйством и воспитывать двоих детей - меня и моего старшего брата Семена.

Когда началась война, мы в том, в чем были одеты, уехали от наступавших немцев. В эвакуации было много трудностей с едой и одеждой, однако мама не очень сожалела о брошенном перед отъездом скарбе. Что значило какое-то барахло по сравнению с потерей близких, погибших на фронте или убитых фашистами?.. Бабий Яр стал братской могилой для ее мамы, сестры, племянников и других родственников. Однако иногда она все же сокрушалась, что оставила зеркало, подаренное ей за выступление в каком-то спектакле. В последующие годы, уже после войны, в магазинах попадались всякие зеркала. Хотелось купить ей зеркало, похожее на то. Но такое так и не попалось… Поехать же в Обухов, откуда мы бежали от немцев и где остался наш домик со всеми вещами, мама после «похоронки» на мужа просто не смогла морально, да и мы с братом были еще малы.

Помнятся долгие вечера, когда мама нам рассказывала об отце, погибшем в самом начале войны. Его я почти не помнил, но благодаря ее рассказам и оставшимся фотографиям, смог достаточно отчетливо восстановить для себя его образ. Мама также с удовольствием рассказывала нам с братом о спектаклях, в которых участвовала. Она не просто их вспоминала, а воспроизводила из них целые куски. Пела не только свои партии - был это по существу театр одного актера. Эти ее импровизации привили мне любовь к еврейским и украинским мелодиям. Кроме того, это были, хотя и не напрямую, мои первые уроки языка идиш. И когда теперь я слышу словосочетание «мамэ-лошн», невольно вспоминаю маму и мелодии, которые она напевала на своем родном языке. Когда в один из приездов к нам в Москву я повел ее на еврейский спектакль, это для нее стало настоящим праздником. Она, в отличие от меня, понимала все, что говорили на сцене, и иногда огорченно покачивала головой. В антракте объяснила: идиш у молодых актеров явно был выученным, причем не вполне усердно.

После войны ничего похожего на бывший народный театр, в котором она играла, не возродили. Да и кому и для кого было в нем играть? Кто-то погиб во время оккупации, кто-то не вернулся с фронта и из эвакуации… Игравший в свое время с мамой на сцене ее брат после неоднократных ранений едва не потерял ногу и вернулся с войны инвалидом, ему было не до театра. Но по праздникам мама и дядя Гриша, сбросив усталость и заботы, устраивали для нас незабываемые представления, сопровождаемые песнями и шутками. Наш «зрительный зал» не требовал много места: обычно это были две мамины сестры, потерявшие на фронте своих единственных сыновей, жена дяди Гриши и мы с братом.

В Украине готовят хорошо практически все, особенно евреи, чья кухня уникальна. Мама готовила с удовольствием и очень легко, и при этом всегда напевала. «Варнычкыс» - обязательно, но не только эту песню. Она вкладывала свою душу в каждое блюдо и в каждую песню.

Дома родители разговаривали на русском или украинском языке и очень редко на идиш. Эти языки и стали для меня и моего брата родными. Окружающие нас люди делились отнюдь не по национальному признаку. Я рано понял смысл слова «лайтыш», означает оно «деликатный» или «интеллигентный». К людям, соответствовавшим такому эпитету, мама относилась с наибольшим уважением. Дело, конечно, было не в уровне их образованности, а в их воспитанности и чуткости. Доставалось от нее и нашим соплеменникам, погрязшим в предрассудках, невежестве и убожестве. «Местечковость» в ее понимании сочеталась не только с присущим этому понятию определенным обаянием. С эпитетом «клейнштетылдык» у мамы сочеталось и то негативное, что досталось евреям от многолетнего пребывания в пресловутой черте оседлости.

Наша семья не была религиозной. Еврейские традиции родители тоже не всегда соблюдали. Жизнь была такова, что услышать слово живого ребе было невозможно. Но почтение к еврейским мудрецам, способным ответить на любой вопрос, все же у мамы сохранилось. Читая в первом еще варианте эти строки, мой брат вспомнил одну из исполнявшихся ею шутливых песен, посвященных ребе. В ней героиня сокрушается оттого, что в ее горшок, предназначенный для мясной пищи, дочь соседки влила молоко. Ребе смог ее успокоить, посоветовав почистить горшок, взяв для этого «абыселе аш» (немного пепла)…

А еще мама очень любила людей красивых. Этот буквально культ красивых людей быстро усвоила наша маленькая дочка, контачившая с бабушкой почти постоянно. Помню, как она спускавшемуся с верхнего этажа соседу по дому вдруг пламенно заявила: «Дяденька, вы такой некрасивый!», чем поставила в тупик и его, и нас.

Воспитательницей мама проработала всю свою трудовую жизнь, - в основном, в детских домах для малолетних под названием «Дом ребенка». Вспоминается одна любопытная история, имеющая отношение к ее работе в качестве воспитательницы «Дома ребенка» сразу же после войны. Дело было в Василькове, куда съехались оставшиеся в живых наши немногочисленные родственники, проживавшие здесь накануне войны. Жили мы в покосившемся домике наших предков. Полдома занимали соседи, вселившиеся в него во время войны. Выселять их нашим родственникам не хотелось, и мы жили скученно в маленьких комнатках. В одной из них под столом на полу находилось и мое спальное место. И вот в один прекрасный день в корытце, устанавливаемом на ночь на стол, под которым я спал, появилось голубоглазое существо по имени Света. Это наша мама убедила одну из своих сестер, тетю Феню, потерявшую на войне единственного сына, ушедшего воевать добровольцем, взять девочку-подкидыша из ее детского учреждения. В девочке все буквально души не чаяли. Она оттаивала и хорошела день ото дня. Однако через какое-то время мать этой девочки, отслеживавшая ее судьбу, заявилась-таки к нам и на коленях стала вымаливать отдать ей ее дочь. Пришлось отдать. Через какое-то время снова взяли голубоглазую девочку Катю, тоже подкидыша из маминого «Дома ребенка». Запомнилась девочка своими кривыми рахитичными ножками. Общими усилиями выходили и этого ребенка. Массаж, витамины и рыбий жир сделали свое дело. И снова такой же финал: нашлась ее мать, и Катеньку пришлось ей вернуть. На этом история с подкидышами закончилась, на очередной такой эксперимент душевных сил уже не хватило. Эту историю я не раз вспоминаю, когда в наше сравнительно обеспеченное время слышу разговоры о том, что людям не хватает средств на то, чтобы завести своего ребенка. Как говорится, такие нынче времена… Справедливости ради отмечу, что обе девочки и их мамы в последующие годы не теряли связи с приютившими детей когда-то людьми.

В одном из киевских домов ребенка в малюсенькой комнатке мы некоторое время жили с мамой, и я мог временами ее видеть буквально облепленную ласкающимися к ней детьми. Везде ее очень ценили, любили и уважали, прежде всего, за любовь к детям и к людям вообще. Дети ей платили взаимностью, называя мамой. Их родные мамы, чаще всего матери-одиночки, приходили нечасто. Многие из них еле сводили концы с концами в те тяжелые послевоенные годы, и они буквально кланялись в ноги Алтычке за ее труд. Медалью ее наградили именно за этот доблестный труд. Многие из ее питомцев относились к ней как к родной всю последующую жизнь. Помню, как некоторые из них приглашали Алтычку к себе на свадьбу. А когда ее не стало, то в день похорон пространство между домами, в одном из которых она жила, было запружено скорбящими людьми. И среди них было много ее бывших воспитанников с их родственниками и друзьями.Мама никогда не допускала и мысли о переезде из СССР в какую-либо другую страну. После войны, вернувшись в Украину, мы столкнулись с большими трудностями в получении жилья. Помню, как, устав после безрезультатных хождений к чиновникам, ведавшим распределением жилья, она попросила меня сходить к одному из них. Это было первое мое столкновение с сановным хамом. Когда на его вопрос: «А где вы раньше жили?», я ответил, что жили в эвакуации в Таджикистане, он мне назидательно сказал: «Вот и жили бы себе там, и нечего было сюда возвращаться». Тогда я еще не вполне все это понимал, но запомнил хорошо. Это потом уже все в голове сфокусировалось. Случаи антисемитизма, происходившие даже и не с нами, мама воспринимала с отвращением и говорила мне так: «Ты знаешь, от этого всего так на душе нехорошо делается!..» Сейчас, много лет спустя, трудно даже представить себе, как отнеслась бы она к переезду близких нам людей не просто на чужбину, а в Германию. Мы с женой, не препятствуя такому шагу, мысленно советовались с Алтычкой. Она же всегда, советуя что-либо делать или не делать, придерживалась принципа «не навредить». И была человеком толерантным в подлинном смысле этого слова, означающего не только терпимость, но и великодушие.Мама не любила накатывающуюся старость с ее недугами и ограничениями. Сейчас ей было бы 95, а ушла она из жизни 20 лет назад. За это время произошло много такого, что в смысле нервных нагрузок явно было бы не по ней. Она много лет страдала от сердечных болей, но умерла от другого, став жертвой ошибки врачебного диагноза - «дивертикул», а оказалось, что рак. Тяжелую операцию, и не одну, она перенесла, но было уже поздно из-за метастазов. Я много дней провел рядом с ней, дежуря в палате поочередно с близкими ей людьми. Она не знала, что это последние недели ее жизни, и очень благодарила меня за помощь, приговаривая при этом: «Только ты можешь меня поставить на ноги!» Но я знал правду, а сказать ее маме не отваживался. Мне пришлось завершить свой отпуск и уехать, не дожидаясь ее кончины. Мог бы, конечно, отложить свою работу, оформить еще один отпуск и тут же вернуться к ней обратно. Но сил не было продолжать ей врать, видя, как она, не теряя бодрости духа и прирождённого юмора, тает. Приехал я в Киев уже на похороны. До сих пор я раскаиваюсь в том, что доверился диагнозу одного врача, не привлекая еще и других. А еще в том, что обделил себя общением с самым для меня близким человеком в последние его дни и минуты. После похорон она мне долго не снилась и является мне во сне очень редко. Знающие люди, верящие в мистику, объяснили мне этот феномен тем, что ко мне у покойной вопросов при жизни не осталось, поэтому она и не являлась во сне. Думаю, что это не совсем так. Такая мама способна простить своим детям многое, даже пребывая на другом свете. Если он есть. Она нас никогда ни в чем не упрекала, напротив - гордилась нашими с братом успехами в своих разговорах с людьми. Наши высшие образования для нее казались недосягаемыми…Я себе часто задаю вопрос - что бы я мог сделать для мамы такое, что продлило бы ее жизнь? И стыдно делается за то, что перечень этих добрых несостоявшихся дел такой длинный. Но ее не вернуть. Остается лишь смотреть на себя со стороны и поступать так, чтобы не стыдно было перед ее памятью. Вглядываясь в эту память, как в зеркало.

​Изощренные требования к претендентам на звание профессора способны довести до нервного срыва.

В свое время настоящий переполох в чиновничьей среде вызвал феномен питерского математика Григория Перельмана, которому на голову свалился миллион долларов за доказательство «какой-то теоремы», а он эти огромные деньги брать отказался. Значит, бывают-таки не просто умные люди, а гениальные, которые живут не ради денег и наслаждений?.. И уж совсем непонятно было многим рядовым обывателям то, что еврей Перельман отказался воспользоваться выгодными предложениями «свалить за бугор» и до недавнего времени оставался верен своей родной северной российской столице.

Насчет материальной стороны жизни неприхотливых ученых, похоже, все понятно: далеко не все из них тянутся к большим деньгам, предпочитая интересную работу и минимальный комфорт. Есть, однако, и нематериальные стимулы деятельности ученых, касающиеся ученых степеней и ученых званий.

Как-то я присутствовал на банкете, устроенном соискателем ученой степени доктора наук по случаю успешной защиты его диссертации. Был он не молод, и коллеги хвалили его за то, что решился-таки выйти на защиту. Он в ответ лукаво улыбался, а затем объявил, что заслуга в этом принадлежит не ему, а его жене. В какой-то момент она решительно ему заявила: «Все! Берись за диссертацию, ты не глупее твоих остепененных коллег, на которых я насмотрелась». Дальше – больше. Став доктором наук, он потянулся к званию профессора. К тому времени он вполне удовлетворял требованиям, предъявляемым Высшей аттестационной комиссией к соискателям профессорского звания. Материально это ему ничего не давало, но жена, теперь уже «профессорша», успокоилась и больше на него не наседала.

Повальный исход специалистов за рубеж в последние десятилетия ставил в тупик руководителей страны. Не зная, каким образом остановить этот поток, переваливший давно за миллион человек, они стали обкатывать «симметричный вариант», намереваясь взамен уехавших приглашать зарубежных специалистов в нашу страну. В ответ скептики, еще колеблющиеся в раздумье – паковать ли и им свои чемоданы, недоумевали: «Зачем приглашать из-за рубежа людей на зарплаты, превышающие их зарубежные (иначе ведь они сюда не поедут), а своим, еще не уехавшим, платить копейки?!» Подобный, явно искусственный, «круговорот» не состоялся, надуманная схема оказалась явно нежизнеспособной.

Есть много причин, по которым ученые, ставшие профессорами, предпочитают трудиться у себя на родине, а не за рубежом, где платят на порядок большую зарплату. Но если у претендентов на звание профессора в России отбить желание им стать или сделать его практически невыполнимым, то вполне можно себе представить, что человеку это может надоесть. Препятствие на пути к вполне заслуженному званию может сыграть известную психологам роль «узла на ботиночном шнурке», из-за которого склонный к суициду индивидуум может выброситься из окна...

В 2013 году появились новые требования к соискателям профессорского звания. На том, что эти требования создали неоправданные трудности для соискателей такого звания, сошлись многие авторитетные и компетентные люди. К примеру, Совет по науке при Министерстве образования и науки РФ сделал в декабре 2015 года заявление: «Совет по науке при Министерстве образования и науки РФ с сожалением констатирует, что действующее в настоящее время «Положение о присвоении ученых званий», введенное в действие постановлением правительства Российской Федерации от 10 декабря 2013 г. № 1139 «О порядке присвоения ученых званий», не только не способствует улучшению качества подготовки научных кадров высшей квалификации в нашей стране, но и неоправданно затрудняет получение ученых званий доцента и профессора ведущими российскими учеными, активно занимающимися подготовкой научных кадров».

Что-то изменилось с тех пор? Ничего. На чиновников такие мнения действуют так же, как на пресловутого кота Ваську, который «слушает, да ест». Соискатель профессорского звания кроме вполне разумных требований (не менее пяти защитившихся соискателей или аспирантов и проч.) теперь, если он работает в научно-исследовательской организации, должен в ней занимать определенную должность и при этом в учебном вузе преподавать, числясь в нем также на должности и получая при этом не менее четверти оклада. Ну а если нет лишних ставок, а соискатель профессорского звания готов читать лекции бесплатно? Нет, такой человек, по мнению чиновников, не имеет право называться профессором.

Кроме того, претендент на профессорское звание должен опубликовать учебное пособие сам или три пособия в соавторстве. Но почему «пособие»? А если у него уже имеется монография, да не одна? Нет, он также не будет утвержден в профессорском звании.

В Центре повышения квалификации одного из московских вузов я продолжительное время читал лекции, и слушатели не раз просили написать для них учебное пособие. Я уже готов был это сделать, но наткнулся на неожиданные препятствия. Мое пособие руководство данного вуза публиковать в своем издательстве не разрешило, поскольку я не являюсь штатным сотрудником этого вуза. Но стать штатным сотрудником даже на четверть оклада оказалось невозможно, поскольку прокатившееся перед этим сокращение штатов в связи с повышением окладов оставшимся преподавателям исключало принятие на работу людей со стороны. Такая же ситуация сложилась и в других столичных вузах.

Когда вопрос о привлечении преподавателей со стороны я задал заведующему кафедрой разведочной геофизики Московского университета М.Л. Владову, он лишь грустно посмотрел на меня, развел руками и сказал: «А где нам деньги взять на эти четверти оклада?» Он, конечно, не против того, что лекции студентам на актуальные темы будут читать специалисты со стороны, но желающих это делать бесплатно что-то не находится.

Конечно, желающие, пока еще не профессора, нашлись бы, но они, выполняя благородное дело по просвещению студентов, не только за это денег не получат, но и в получении профессорского звания им будет отказано. Потому как они непременно должны числиться в штатах, получая за это «не менее четверти оклада»...

Оружие массового поражения стало единственно возможным средством спасения

Израильская ядерная программа всегда была надежно защищена внутренней и внешней политикой израильского правительства, так называемой "ядерной неопределенностью". Это хитроумное понятие должно было указывать на то, что Израиль не признает наличия у себя ядерного оружия и тем самым не подпадает под соответствующие политические, экономические и инспекционные санкции. С другой стороны, это понятие не отрицает наличия у Израиля мощного средства устрашения, поскольку для других стран существование этого оружия давно перестало быть секретом.

БЕЗ ПРАВА НА ПОРАЖЕНИЕ

С момента легитимного создания Государства Израиль угрозы его уничтожения раздавались постоянно, причем со стороны ответственных лидеров. Приведу примеры некоторых таких заявлений.

Когда после провозглашения Государства Израиль британские войска окончательно покинули Палестину, пять арабских армий (Египта, Сирии, Трансиордании, Ливана и Ирака) немедленно вторглись в Израиль. Их намерения красноречиво провозгласил Аззам Паша, генеральный секретарь Лиги арабских государств: "Это будет война на истребление с последующей бойней, о которой скажут, что она похожа на монгольскую бойню и на крестовые походы".

8 марта 1965 года президент Египта Насер сделал следующее прямо-таки кровожадное заявление: "Когда мы войдем в Палестину, ее земля не будет покрыта песком, она будет пропитана кровью". Несколько месяцев спустя Насер так охарактеризовал устремления арабов: "Мы стремимся к разрушению Государства Израиль.

Наша безотлагательная задача: завершить работу по наращиванию арабской военной мощи. Наша национальная задача: уничтожить Израиль".

Президент Ирака Абдур Рахман Ареф не остался в стороне от угроз и заявил следующее: "Существование Израиля – это ошибка, которая должна быть исправлена. Сейчас у нас есть благоприятная возможность стереть этот позор, это постыдное положение, в котором мы оказались после 1948 года. Наша цель ясна – стереть Израиль с карты мира". 4 июня 1967 года Ирак присоединился к военному союзу Египта, Иордании и Сирии.

Воинственная риторика сопровождалась мобилизацией арабских вооруженных сил. Израиль был окружен армадой численностью 250 тыс. человек, имевшей более 2 тыс. танков и 700 самолетов. Это сопровождалось морской блокадой: важный морской путь через Акабский залив был перекрыт. В этой ситуации для Израиля не оставалось ничего другого, как первым нанести удар. 5 июня 1967 года был отдан приказ атаковать Египет. Если бы Израиль выжидал, пока арабы начнут военные действия первыми, как это произошло в Войне Судного дня в 1973 году, и не нанесли бы превентивный удар, величина потерь была бы значительно большей, да и самой победы гарантировать было бы нельзя.

После победы в Шестидневной войне 1967 года Израиль надеялся на то, что арабские государства начнут переговоры о мире. Эти ожидания не оправдались. В августе 1967 года на встрече в Хартуме арабские лидеры одобрили формулу "трех нет": "никакого мира с Израилем, никаких переговоров с Израилем, нет – признанию Израиля".

Первый премьер-министр Израиля Бен-Гурион исходил из того, что арабы могут позволить себе проиграть сколько угодно войн с Израилем, но Израиль, проиграв только одну войну, просто исчезнет с карты мира. У арабов жгучее желание напасть на Израиль и непременно его уничтожить проявлялось постоянно. Это побуждало Израиль предпринять нечто такое, что лишило бы их самой этой возможности. В качестве некой сдерживающей силы было выбрано ядерное оружие.

Приступить к созданию ядерного оружия Израиль побуждала и другая причина – ядерный шантаж со стороны Советского Союза. Всякий раз, когда арабы терпели очередное сокрушительное поражение в ходе войн против Израиля, Москва тут же выступала с угрозами в адрес Израиля. В 1956 году, во время Синайской кампании, с угрозой применения ядерного оружия в отношении Израиля выступил председатель Совета министров СССР Николай Булганин. Одной из причин развязывания Египтом Шестидневной войны 1967 года было стремление атаковать Израиль, прежде чем он сможет применить ядерное оружие. И уже после этой войны, в последние несколько месяцев 1967 года, Израиль, по утверждению известного журналиста Сеймура Херша, получил от американской разведки информацию о том, что СССР включил четыре главных израильских города – Тель-Авив, Хайфу, Беэр-Шеву и Ашдод – в свой список ядерных целей. В 1973 году, когда в ходе Войны Судного дня израильтяне окружили 3-ю египетскую армию, СССР для спасения египтян от полного уничтожения пригрозил Израилю военным вмешательством.

КАК СОЗДАВАЛОСЬ НОВОЕ ОРУЖИЕ ИЗРАИЛЯ

В 1949 году Франция и Израиль начали совместные ядерные исследования. Вскоре в пустыне Негев были обнаружены запасы урана, достаточные для ядерного производства.

В 1956 году Франция и Израиль заключили секретное соглашение о строительстве плутониевого ядерного реактора мощностью 24 МВт в пустыне Негев около поселения Димона. В строительстве реактора и подземного комплекса на площади 36 кв. км принимали участие 1,5 тыс. израильских и французских инженеров и рабочих. Французская военная авиация тайно доставляла в Израиль из Норвегии тяжелую воду, являвшуюся ключевым компонентом в функционировании плутониевого реактора.

В 1958 году строительные работы в Димоне были зафиксированы американскими самолетами-шпионами У-2. На вопрос американского правительства о предназначении строящегося объекта Израиль вначале заявил, что это текстильная фабрика, а потом – металлургический исследовательский комплекс. Через два года американцы однозначно идентифицировали этот комплекс как ядерный реактор. ЦРУ заявило, что он является частью программы создания израильского ядерного оружия. Тогда же израильский премьер-министр Бен-Гурион сообщил парламенту о строительстве ядерного реактора, подчеркнув его исключительно мирную направленность. Это было первое и единственное заявление израильского лидера о комплексе в Димоне.

Примечательно, что в 1961 году президент США Джон Кеннеди убедил Израиль допустить на ядерный объект инспекторов. Группа американских инспекторов, посетившая комплекс в Димоне, отметила, что реактор соответствует заявленным ранее целям и носит мирный характер. В последующие несколько лет американцы неоднократно посещали ядерный комплекс в Димоне и всякий раз сообщали об отсутствии каких бы то ни было следов оружейной программы.

47-4-1.jpg
Мордехай Вануну выдал миру секреты Израиля
и поплатился за это. Фото Эйлин Флеминг
В 1965 году Израиль получил первую партию боевого плутония. Тогда же Франция и Израиль разработали израильскую твердотопливную ракету "Иерихон-1" с дальностью 500–750 км с массой боевой части 500 кг. В 1975 году США передали Израилю ракеты ближнего радиуса действия "Лэнс" (130 км / 450 кг), способные доставлять ядерные боеголовки.

Накануне Шестидневной войны 1967 года израильским инженерам предположительно удалось собрать два усовершенствованных ядерных устройства. К началу 1968 года Израиль обладал программой создания ядерного оружия. К такому выводу пришел Карл Даккет, заместитель директора одного из отделов ЦРУ. Его вывод основывался на беседах с Эдвардом Теллером, отцом американской водородной бомбы, который не раз посещал Израиль и поддерживал его ядерную программу.

Американо-израильские контакты по ядерной проблеме имеют давнюю историю, опирающуюся на взаимное доверие. В 1969 году премьер-министр Израиля Голда Меир, находясь с визитом в США, призналась президенту Ричарду Никсону и участвовавшему в переговорах помощнику президента по национальной безопасности Генри Киссинджеру в том, что Израиль обладает атомной бомбой. Информация эта не вышла за пределы Белого дома, и суровых санкций в отношении Израиля не последовало. Договаривающиеся стороны пошли на компромисс, в результате которого Израиль обещал открыто не бравировать наличием у него ядерного оружия, а американцы обещали деликатно обходить этот вопрос.

Предположительно в 1979 году Израиль совместно с ЮАР провел испытания ядерного оружия в южной части Индийского океана; в 1987 году Израиль успешно провел испытания твердотопливной ракеты "Иерихон-2" (1450 км / 1000 кг), а в 2000 году в Индийском океане проведены первые израильские испытания ракет, запускаемых с подводных лодок.

Сенсационные сообщения об израильской ядерной программе со ссылками на свидетельства техника израильского ядерного центра в Димоне Мордехая Вануну появились в 1986 году в лондонской газете Sunday Times. Затем женщина, агент израильской разведки, выманила Вануну из Лондона в Рим, где его похитили и перевезли в Израиль. Он был обвинен в государственной измене и приговорен к 18 годам тюремного заключения.

Официально Израиль никогда не проводил открытых ядерных испытаний, заменяя их компьютерным моделированием и испытаниями на неядерных материалах. Считают также, что испытания израильского ядерного оружия могли проводиться в рамках секретных договоров на полигонах США и Франции.

РАКЕТНО-ЯДЕРНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ

По данным из разных источников, в настоящее время Израиль обладает 400 единицами носителей ядерного оружия. В их числе баллистические ракеты "Иерихон-1", "Иерихон-2" и "Иерихон-3", обладающие дальностью полета от 500 км до 7000 км. Закупленные у Германии подводные лодки типа "Дельфин", оснащенные ракетами с дальностью полета до 1,5 тыс. км, позволяют наносить удары по противнику с удаленных от границ Израиля точек. Кроме того, Израиль обладает ракетой "Шавит", которая изначально предназначена для вывода спутников на космическую орбиту. По оценкам американских экспертов, она способна доставить атомную боеголовку весом до 500 кг на расстояние до 7–8 тыс. км.

Существуют разные экспертные оценки количества произведенного в Израиле оружейного плутония. По данным Стокгольмского международного института исследований проблем мира (СИПРИ), по состоянию на 2011 год в Израиле могло быть произведено 690–950 кг оружейного плутония. По данным СИПРИ, производство оружейного плутония в стране до сих пор продолжается, что косвенно свидетельствует о намерении наращивать израильский ядерный потенциал.

Имеющиеся экспертные оценки ядерного арсенала Израиля лежат в широком диапазоне. По данным СИПРИ, израильтяне обладают примерно 80 собранными ядерными боеприпасами: 50 боеголовок для ракет и 30 бомб для авиации. Есть и более максималистские оценки, согласно которым уже к концу 1990-х годов у Израиля было 400 боеприпасов, включая авиабомбы и боеголовки для баллистических ракет.

В Израиле создана полноценная научно-производственная база атомной промышленности, позволяющая поддерживать и наращивать ядерный потенциал. Однако на пути к разработке термоядерного оружия непреодолимым препятствием является необходимость в проведении натурных испытаний. В 1996 году Израиль подписал Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, поэтому он наверняка не решится его нарушить.

47-4-2.jpg
Шимон Перес на фоне ядерного объекта в Димоне.
Фото с сайта www.iaec.gov.il
Израиль располагает ядерной триадой, опирающейся на носители двойного назначения, которыми являются тактические самолеты, мобильные ракетные комплексы и дизель-электрические подводные лодки.

В качестве носителей атомных бомб могут быть использованы истребители F-4, F-15 и F-16, а также штурмовики A-4, поставленные из США. Из общего парка истребителей для выполнения ядерных задач сертифицировано 40–50 самолетов и 8–10 штурмовиков. Модифицированные в начале 2012 года в Израиле истребители версий F-15I и F-16I способны были иметь на вооружении ядерные крылатые ракеты "Поупай" класса "воздух–земля". Это существенно увеличивает возможности авиационной компоненты ядерной триады, поскольку дальность пуска этих ракет может превышать 1 тыс. км.

В наращивании ядерного потенциала акцент сделан на развитие морской компоненты ядерных сил, обладающей наиболее высокой живучестью. Это крайне важно для Израиля из-за малого размера его территории.

АТОМНАЯ СТРАТЕГИЯ

Ядерный арсенал Израиля с самого начала предназначался для сдерживания и устрашения потенциальных противников. Ядерное оружие рассматривается как гарант безопасности страны. Оно может быть применено первым в случае вооруженного нападения на страну, если под угрозу будет поставлено само существование Израиля как государства. В случае нанесения ядерного удара по Израилю или применения других видов массового уничтожения оставшийся ядерный потенциал будет применен в качестве возмездия. Израиль старается не допустить появления реальной возможности создания ядерного оружия потенциальным противником, допуская при этом использование средств силового воздействия. Прицельные бомбометания по ядерным объектам в Ираке и Сирии наглядно это продемонстрировали.

Похоже, что враждебное окружение в ближайшее время не позволит Израилю отказаться от ядерного оружия. Дело в том, что мирный договор с ним заключили только два соседних государства – Египет (1979) и Иордания (1994). Остальные страны Ближнего Востока пока не признали суверенитет Израиля, а Иран вообще отказывает ему в праве на существование как государства. В 2003 году Эфраим Кам, заместитель директора Яффского центра стратегических исследований в Тель-Авиве, заявил: "Израиль сможет подойти к обсуждению предложений о ядерном разоружении не ранее, чем после двух лет полного мира на Ближнем Востоке. Только тогда мы подумаем об изменении своей ядерной стратегической программы".

При всей секретности ядерной программы "отец" израильской атомной бомбы Шимон Перес заявил в середине 1990-х годов, что его страна готова отказаться от ядерных боеголовок, складированных в Димоне, в обмен на реальный мир в регионе и отказ всех стран Ближнего Востока от производства оружия массового поражения. Это предложение, возможно, послужило основанием для присуждения Пересу Нобелевской премии мира.

ПРИЗНАНИЯ БЫВШЕГО ГЕНЕРАЛА

Ныне покойный бывший бригадный генерал Армии обороны Израиля (ЦАХАЛ) Ицхак Яаков (Якобсон) родился в 1926 году в Палестине. Он принимал участие во многих военных операциях, проводившихся Израилем в его борьбе за независимость. Затем он окончил факультет машиностроения в Технионе, получив специальность инженера-механика. В начале 1960-х годов был направлен на учебу в Массачусетский технологический институт.

Генерал имел прямое отношение к технологической революции в ЦАХАЛ, благодаря которой израильская армия стала самой мощной и современной на Ближнем Востоке. Он принимал участие в разработке ядерной программы Израиля на начальном ее этапе и курировал разработку ракет класса "воздух–воздух" и "воздух–земля", а в 1973 году возглавил управление научных исследований и развития в МО Израиля. Затем руководил отделом научных исследований в Министерстве промышленности, продолжая заниматься вопросами военно-стратегического характера. В конце 1970-х годов переехал в США, где занялся оружейным бизнесом.

В 2001 году Яаков был арестован во время рабочей командировки в Иерусалим. Поводом для ареста стали его связи с "русской женщиной", предположительно являвшейся сотрудницей российских спецслужб и получившей доступ к его служебной информации. Ему поначалу вменяли в вину попытку злоумышленного разглашения гостайны, но по этому пункту обвинения он судом был оправдан, однако был признан виновным в передаче секретной информации третьим лицам и был приговорен судом к двум годам заключения условно. Обвинение основывалось на том, что Яаков написал две автобиографические книги, в которых якобы раскрывались некоторые государственные секреты, имеющие отношение и к ядерным программам Израиля. Хотя свои книги он и не издал, но разослал несколько их экземпляров частным лицам, не имевшим права доступа к секретной информации.

Любопытное признание сделал Яаков в 1999 году в одной из бесед с историком Авнером Ковнером, специалистом по израильской ядерной программе. Когда в 1967 году во время Шестидневной войны Ицхак Яаков был старшим офицером связи между израильским правительством и командованием Вооруженными силами, он предложил план операции под названием "Самсон". Группе израильского спецназа предлагалось на двух вертолетах доставить компоненты небольшой ядерной бомбы на территорию Синайского полуострова. Бомбу должны были установить на горе в районе Абу Агейла, расположенном вблизи израильской границы и военных позиций египтян. Предполагалось, что она будет взорвана в случае возникновения реальной угрозы поражения израильской армии в войне с арабскими государствами. Этот взрыв должен был обратить в бегство египетскую армию, а также армии союзных государств – Сирии, Ирака и Иордании. Однако война завершилась сокрушительной победой Израиля над арабскими странами, и ядерное устройство взрывать не пришлось.

В этой беседе Яаков сделал следующее признание, актуальное в Израиле и сейчас: "У вас есть враг. Он говорит, что собирается сбросить вас в море, а вы ему верите. Как вы можете остановить его? Вы должны его испугать. Если вы можете сделать что-нибудь, что внушит ему страх, вы его испугаете".

РАЗБОРКИ С ИРАНОМ: ПОКА БЕЗ ЯДЕРНЫХ ЗАРЯДОВ

Израиль способен, однако, не только пугать своих потенциальных противников. Об этом свидетельствует конфликт между Израилем и Ираном, когда в мае 2018 года обе стороны обменялись ракетными ударами и оказались на грани войны.

Конфликт начался с того, что иранские вооруженные формирования, дислоцированные на территории Сирии, выпустили около 20 ракет по позициям ЦАХАЛ на Голанских высотах. При этом были использованы системы залпового огня "Фаджр-5" и "Град".

Ответ израильтян последовал через полтора часа, а перед нанесением ударов по иранским объектам о готовящейся операции уведомили Москву. Атака продолжалась два часа, в ней были задействованы 28 истребителей F-15 и F-16, выпустившие 60 ракет. Кроме того, объекты на сирийской территории были атакованы 10 ракетами "земля–земля". Одна из ракет уничтожила зенитный ракетно-пушечный комплекс "Панцирь-С1" сирийской армии. Среди уничтоженных объектов были военные базы и склады иранских сил "Кудс" – спецназа Корпуса стражей исламской революции, используемого в боевых действиях за рубежом.

Конфликт продолжения не получил. В Израиле заявили, что считают инцидент исчерпанным. Однако министр обороны Израиля назидательно заявил: "В Иране всегда должны помнить о том, что если у нас пройдет дождь, то у них будет потоп". Иран, неоднократно объявлявший о том, что собирается уничтожить Израиль, проявил благоразумие, и военный конфликт в войну не перешел. Стране, обремененной массой проблем, "потоп" совсем уж ни к чему.